Статьи

16 ОКТЯБРЯ – ВСЕМИРНЫЙ ДЕНЬ АНЕСТЕЗИИ

Одна из самых эмоционально напряженных специальностей в медицине – анестезиолог-реаниматолог. Ежедневно ведя пациентов, находящихся в критическом состоянии, врач знает, какую высокую цену имеет любое его решение. Поэтому и профессиональное выгорание у людей этой профессии встречается в 7 раз чаще, чем у других специалистов.

Герой нашей публикации – заведующий отделением анестезиологии, реанимации и интенсивной терапии для детей профиля онкология/гематология НЦПДХ Дулат Каримов выбрал свою специальность после первой же практики, сразу и навсегда. То, что отпугнуло бы многих других – абсолютная ответственность и высокий риск – для него стало решающим аргументом «за». Окончив педиатрический факультет Семипалатинской Государственной Медицинской академии, молодой врач отработал 8 лет в родном городе, а затем был приглашен в Алматы, где трудился сначала в Центре детской неотложной медицинской помощи, затем с 2016 года в Научном Центре педиатрии и детской хирургии, и вот уже три года является руководителем отделения анестезиологии, реанимации и интенсивной терапии онкогематологического профиля этого института.

– Дулат Сагындыкович, у нас как-то не принято знакомиться с анестезиологом перед операцией, мало кто вообще догадывается, какие манипуляции он совершает, за что отвечает.

– Нас, и правда, журналисты частенько называют «бойцы невидимого фронта». Обычно люди думают, что наша задача – дать пациенту наркоз и на этом все. Но не зря же у специальности двойное название – «анестезиолог-реаниматолог». Во время проведения наркоза нередко возникает необходимость реанимационных мероприятий, поэтому каждый анестезиолог владеет и методикой проведения анестезии, и приемами реанимации. Уже за день-два до операции мы знакомимся с пациентом, оцениваем его состояние, обсуждаем с хирургом, какие методы будут применяться, насколько они агрессивны, какой вид анестезии потребуется в этом случае. Операция – главная часть нашей работы, с первых ее минут и до завершения мы контролируем дыхание, параметры работы аппарата искусственной вентиляции легких, гемодинамику, сердечный ритм, артериальное давлением пациента, глубину наркоза, отслеживаем работу выделительных систем организма. Мы первыми реагируем на любые возникающие осложнения, кровотечения, проводим дефибрилляцию сердца. Следует отметить, что возникающие осложнения должны быть своевременно выявлены и выполнены все мероприятия, направленные на борьбу с возникшими осложнениями. После операции ничего не заканчивается, продолжаем следить за состоянием пациентов, отходящих от наркоза, идет круглосуточный мониторинг жизненно важных функций, при необходимости не прекращается введение обезболивающих препаратов. Задача в том, чтобы стабилизировать состояние пациента и перевести его в отделение для дальнейшего лечения.

– А у работы детского анестезиолога есть своя специфика?

– Безусловно, в детских отделениях контроль более жесткий. У нас задолго до пандемии коронавируса был установлен строжайший санитарно-эпидемиологический режим, основанный на соблюдении норм асептики и антисептики. Само обеспечение безопасного течения анестезии у детей, особенно самых маленьких, новорожденных – задача, требующая большого опыта и подготовки. Как часто говорят, взрослый анестезиолог никогда не подойдет к ребенку, чтобы дать наркоз. А вот детский врач легко пойдет и на взрослую операцию. Наш принцип – ребенок не должен ощущать боли никогда. У детей много особенностей, к примеру, есть анатомические отличия дыхательных путей, которые влияют на проведение респираторной поддержки и выбор соответствующего оборудования. Необходимо также учитывать особенности фармакологии некоторых лекарственных средств. Так, новорожденные более чувствительны к летучим анестетикам, нежели дети старшего возраста. Дети чувствительны к таким седативным и гипнотическим препаратам, как барбитураты и бензодиазепины, вследствие незрелого гематоэнцефалического барьера и замедленного метаболизма и выведения лекарственных препаратов, в связи с чем эти препараты должны использоваться с осторожностью. Но зато в целом дети легче переносят наркоз, прогнозы по восстановлению у них лучше, чем у взрослых. Все-таки с возрастом у людей накапливаются сопутствующие заболевания, ухудшающие ситуацию: атеросклероз, гипертония, диабет и др.

Еще одна особенность в том, что нам приходится много общаться с родителями малышей. Операции у нас крупные, радикальные, органоуносящие. Когда родители сталкиваются с такой проблемой, как онкология у ребенка, они испытывают тяжелейший стресс. Здесь еще и психологом приходится быть, мягко и спокойно разъяснять, что многие болезненные на взгляд неподготовленного человека манипуляции необходимы для спасения жизни их ребенка. Это очень важная миссия – найти полное взаимопонимание с мамами и папами, чтобы они хорошо понимали, какая цель у наших процедур, какие последствия. Психологическое состояние взрослых оказывает огромное влияние на ребенка, они должны это осознавать, должны быть уверенными в том, что все пройдет хорошо. Родителям при этом важно понимать, что их ребенок в руках опытного врача. Мы разъясняем тактику лечения, методы анестезии, какие возможны осложнения, риски, рассказываем даже, как будет проходить кормление ребенка, берем информированное согласие. Беседуем мы и с детьми постарше. Объясняем необходимость операции, рассказываем, что в это время он будет спать и ничего не почувствует, а мы всегда будем рядом и поможем в любой ситуации. Ребенку, конечно, больше, чем взрослому нужны забота и участие. Стараемся сделать так, чтобы после того, как он отнимается от аппаратов, просыпается, рядом уже были родители.

– У вас разрешается посещение реанимации?

– Эту программу первыми ввели в Национальном научном центре материнства и детства, по их методологии и мы стали практиковать опыт открытой реанимации. Начинали с того, что запускали родителей 1-2 раза в день, они помогали нам по уходу за малышами. У этой методики много плюсов. Родители начинают с пониманием относиться к работе реанимационной бригады, медицинских сестер, санитарок, которые каждые два часа меняют положение тела ребенка, осуществляют уход, общий туалет, это очень большой труд. Многие родители изучают в интернете болезни, с которыми столкнулись их дети, хорошо понимают течение, клиническую картину заболевания, разбираются в анализах, показателях лейкоцитов, гемоглобина. Понятно, что могут подчерпнуть и неправильную информацию. Часто спрашивают, правда ли, что один наркоз забирает пол жизни, или интересуются, не проснется ли ребенок посреди операции, боятся, что мы сделаем передозировку наркоза. Тогда мы, конечно, объясняем, что наши расчеты обязательно учитывают возраст, вес и рост ребенка, современные методики анестезии безопасны, а за всеми показателями сна во время операции следит аппаратура. Такого, чтобы ребенок очнулся во время операции, не будет в любом случае.

– При такой напряженной работе, без навыков эмоционального контроля, можно выгореть буквально в первые годы практики. А в институте обучают умению абстрагироваться от боли и переживаний?

– Раньше таких занятий не было, сейчас преподают коммуникативные навыки, объясняют принципы общения с детьми, с родителями. Но абсолютно закрыться и не реагировать, даже после многих лет работы, не получается, осадок остается в любом случае. Ситуации бывают разные, на наших глазах происходят настоящие трагедии. Никто и никогда не готов к болезни своего ребенка, на многих родителей просто страшно смотреть, так они переживают. Но уже через несколько дней после операции, когда ребенок стабилизируется, начинает самостоятельно есть, мамы и папы меняются кардинально. Все забывается, у родителей в буквальном смысле светятся глаза от счастья. Вот ради этих мгновений и стоит оставаться в профессии.

– Какая операция была самой трудной в Вашей жизни, наверное, самая длительная?

– Нет, тут нет такой связи. Все зависит от агрессивности оперативного вмешательства. Бывают очень долгие операции, но стабильные, все находится под контролем. А бывают сложные, с большой кровопотерей, которые пролетают кажется на одном дыхании, на постоянной связи. На многие процедуры у нас отводятся буквально считанные минуты, иначе мозг пациента начинает умирать. Есть такое выражение: чем больше знает анестезиолог, тем спокойнее его операции. В этой профессии постоянно нужно быть в тонусе, нужны новые знания.

– Как меняется ваша профессия?

– В анестезиологии в последние 10-15 лет происходят очень серьезные, значимые изменения. Все современные принципы предоперационной подготовки, внутривенной инфузионной терапии, а также анальгезии и седации направлены на повышение безопасности. С 2008 года, когда я начал работать, кардинально поменялось все наркозное оборудование, усовершенствовались медицинские изделия, появилось много новых лекарственных препаратов, универсальных растворов для парентерального питания. Анестезиолог сегодня должен постоянно читать, изучать новинки, участвовать в конференциях, учиться у коллег.

Я горжусь своим центром, условиями работы в нем, тем, что у нас установлено оборудование лучших мировых брендов, горжусь тем, что мы осваиваем самые сложнейшие операции, за которыми раньше приходилось возить детей за рубеж. Все это стимулирует желание постоянно учиться, иначе просто не получится стать настоящим профессионалом.

– Благодарим Вас за интересное и емкое интервью, предлагаем воспользоваться возможностью и поздравить коллег с профессиональным праздником.

- Уважаемые коллеги, от всей души поздравляю с вашим профессиональным праздником! Вы являетесь обладателями очень ответственной профессии, требующей огромного количества знаний, самоотдачи, постоянного самосовершенствования, ведь от ваших профессиональных способностей зависят судьбы больных.

Желаю вам сил и бодрости духа, крепкого здоровья, дальнейших успехов в благородном деле, семейного и материального благополучия, счастья и много позитивных отзывов от пациентов!

Понравилась новость? Расскажи друзьям на

Еще больше новостей на нашем Telegram-канале